The Smell of Lavendar

Kaпитaнcкий мocтик

Mиxaил Лaндeр, кaпитaн дaльнeгo плaвaния, Maйaми.
Лaурeaт прeмии журнaлa “Флoридa” 2003 г

ЗАПАХ ЛАВАНДЫ

Если бы не внезапный телефонный звонок из Одессы, я бы не коснулся этой темы.
Я вообще никогда не писал о любви. И не из ханжества. Тонкая это материя,
не для меня. Всю жизнь, с самого детства, мой дом – матросский кубрик и
капитанский мостик. Четыре года войны на тральщиках и десантных кораблях, а
потом – бесчисленное количество самых разных судов - от небольших учебных до
громадных океанских лесовозов и танкеров... А на море все просто: вот корабль,
вот порт назначения и груз, который ты туда должен доставить. Моряки часто
бывают грубоваты и прямолинейны – соленое море, соленый от тяжелой работы
пот, соленые шутки... Но паршивцев среди нашего брата, пожалуй, не больше, чем
среди людей других профессий. И когда говорят, что у моряка в каждом порту
жена – мне неприятно и обидно. Тем более, что по натуре сам я однолюб: одно
море, одна профессия, одна жена, один сын и одна дочь.
О жизни в довоенной Одессе, о нашем интернациональном дворе, о событиях 1937
года и о том, как стал моряком, я написал в повести «Паруса моего детства». Не
буду повторяться, напомню только, что в те детские года я был влюблен в смуглую
тихоню Ариадну, дочь соседей-греков Андреанидис. Моя мать ее очень любила и
называла моей невестой. Ариадна прикрывала глаза своими пушистыми ресницами
и говорила: «Что вы, тетя Бетя, мы еще дети». На именинах мать усаживала всегда
только рядом со мной. В том приснопамятном году соседей-греков выслали на их
историческую родину. Прощаясь, мы с Ариадной поцеловались, – это был первый
поцелуй в моей жизни и первое расставание, запавшее в мою душу.
Я очень скучал по своей подружке, но молодость и повседневная жизнь
вносят свои коррективы. Через год в наш класс пришла новая ученица - Лена
Хорунжевская. Она вскружила наши юные головы. Все старались проводить ее
домой или нести ее портфель. Стройная, словно точенная, всегда в облегающем
свитерке, она быстро стала лидером у девчат. Ее белокуро-рыжеватые волосы
были заплетены в толстую косу и, как корона, облегала голову. После уроков она
убирала косу с головы и та лежала на ее спине. Я спросил, зачем она закручивает
косу на голову. «Чтоб не дергали ее мальчишки, как в предыдущей школе», -
засмеялась Лена. На ее щеках было несколько веснушек, которые она тщательно
запудривала, и от нее всегда тонко, почти неуловимо пахло лавандой. Впрочем, что
это лаванда, я узнал значительно позже.
Мы ее прозвали Рыжик. У нее был певучий голос. При все свой общительности,
она держала ухажеров на расстоянии. Классный баламут Сашка, известный всем по
прозвищу Кабася, попытался ее проводить и, получив отказ, сказал: «Рыжик, чего
ты выкобениваешься?» Она поднесла к его лицу кулак и сказала: « Кому Рыжик, а
для тебя – Елена. Не хочу после тебя мыть ручку портфеля, понял?»
У меня с ней были ровные отношения, как и со всеми девчатами нашего класса.
На все календарные праздники мои родители приглашали «на чай» моих

сверстников со двора и класса, чтобы видеть, с кем я «вожусь». Так Лена появилась
в нашем доме. Она быстро подружилась с мамой, а когда еще села за пианино
и сыграла какие-то этюды, мама вообще была покорена, ведь Лена училась в
музыкальной школе. Когда она с другими одноклассниками бывала у нас, я обычно
провожал ее до дома. Но дальше этого у нас с ней никаких близких отношений
не было. Тем более, что через год я поступил в военно-морскую спецшколу и на
личные дела времени не хватало.
Наступил последний предвоенный Первомай, после которого нас, курсантов,
распределяли по кораблям и частям на практику. Мать пригласила моих бывших
соучеников. Пришла и Лена. Сидя рядом за столом, она обнимала меня за плечи,
а мама проходя мимо, ревниво сбрасывала ее руку. Кому- то пришла мысль
сфотографироваться. Пригласили известного в нашем дворе фотографа Самуила, и
он сделал несколько памятных снимков. Так появилась моя фотография с Леной...
Но вскоре началась война. Корабль заменил мне дом, а экипаж - семью. Мне было
16 лет, и я стал взрослым. Моя юность сгорела на войне.
Домой я вернулся другим человеком. День демобилизации совпал с моим днем
рождения. Мне исполнилось 20 лет. Я уходил на фронт юнгой, а вернулся боевым
офицером, капитан-лейтенантом, с орденами на груди, пройдя огонь и воду в
прямом смысле. Я разыскал нескольких своих сверстников. Мы посидели за
скромным столом – жизнь была еще не налаженной.
Через месяц я уходил в свой первый гражданский рейс на пароходе «Краснодар»,
куда был назначен младшим помощником капитана. Но рейс затянулся. Выгрузив
в Нью-Йорке руду, обнаружили что просел фундамент под котлами. Пароход
поставили на завод Мак-Кормик в Нью-Джерси, где ремонтировали полгода.
На время ремонта весь экипаж расселили по гостиницам, и каждую субботу
капитан собирал нас в холле консульства для инструктажа и выдачи недельных
денег. Я был холостой и все тратил на кино и музеи. Тогда я впервые увидел за
25 центов «Серенаду Солнечной Долины» (Sun Valley Serenade) и послушал в
морском клубе Фрэнка Синатру.
В Одессу вернулся в ноябре с сувенирами и одетым, как «дэнди». Мать сообщила
что вернулась из эвакуации Лена и уже несколько раз заходила в гости.
Я отнесся к этой информации спокойно, никак не прореагировав.
«Ты не рад? - удивилась мама, - она так ждет встречи».
«Рад, – пожал я плечами. – я всем друзьям рад, кто вернулся».
«Смотри сынок, я ни на что не намекаю, но запомни: настоящая любовь дается
человеку только раз». Я заверил мать, что не собираюсь пока жениться, ведь
предстоит еще долгая учеба в мореходном, а кроме того, – не повстречал еще свою
невесту. На том разговор закончился.
Лена не вошла, а влетела и обсыпала меня поцелуями. «Вот и свиделись», –
причитала она, вытирая слезы.
Внешне она совсем не изменилась, правда, исчезла коса и веснушки.
Но тот же едва уловимый и такой знакомый аромат. Передо мною
стояла не одноклассница-Рыжик, а взрослая женщина с ажурным
золотым крестиком на груди, - знакомая и не знакомая вовсе. Мать
исчезла из комнаты. Лена кратко рассказала, что была в эвакуации за
Уралом.
«Замужем ?

– спросил я».
«Нет,
жду когда позовешь», – ответила она.
«Рыжик
– сказал я, – на подругах не женятся, ведь мы с тобой друзья».
«Да
я пошутила, - мотнула она головой и засмеялась. - Не забудь познакомить с
невестой, – ведь мы же друзья».
Я хотел ее проводить, но она резко встала и отчетливо сказала: «Не-на-до!», - и
ушла.
Прошло несколько лет, я уже был женат, работал на Севере и приехал в Одессу
забрать жену с годовалым сыном в Мурманск. В театральном буфете столкнулся
с Леной, она была в компании с несколькими модно, с иголочки, одетыми
мужчинами. Я представил свою жену. Лена посмотрела на нее неприязненно, явно
оценивающим взглядом. «Поздравляю, - сказала она – желаю безоблачной жизни, -
и, уходя, резко добавила: – Смотри, друзей не забывай».
С тех пор мы не виделись. Я работал на судах Северного пароходства, Лена жила
в Одессе. Иногда она приходила к нам домой. И из писем матери я узнал, что она
вышла замуж за крупного обкомовского деятеля, старше ее на десять лет, что детей
у нее нет, мать ее умерла от рака и отец ее, на этой почве, попал в психушку.
Сама Лена никогда мне не писала, лишь на каждый день рождения я
получал от нее красивую поздравительную открытку с неизменной фразой:
«Из всех соучеников, одна помнящая».
Прошли годы. Я попрощался с Севером и вернулся в родной город. Здесь многое
изменилось. Ушли из жизни мои родители. Разъехались дети. Однажды на улице
столкнулся с Еленой, буквально нос к носу. Она была вся в черном. Я пригласил ее
в кафе. Она обрадовалась. « Ну вот и свиделись, - как когда –то привычно-певуче
произнесла она. - А я уже полгода как вдова. Умер мой «ДэВэ»( так Лена всегда
сокращенно называла мужа Дмитрия Васильевича).
«А чем ты занимаешься?» - чтоб поддержать разговор, спросил я.
- «Да вот тут рядом, в музучилище, преподаю сольфеджио. Вообще могла бы не
работать, мой «ДэВэ» меня хорошо обеспечил. Он нахапался хорошо. А ты все в
своих морях? Не надоело? Уже голова вся в соли».
Лена хорошо выглядела, внешне мало изменилась: та же фигура, тот же голос,
и тот же аромат. Лишь прядь седых волос и несколько тщательно закрашенных
морщин выдавали возраст.
«Это седина и морщины не мои, – сказала она, - это все ты».
Разговор явно не клеился, и она, сославшись на расписание,
быстро ушла.
Через год у меня закончился контракт с греческой судоходной компанией. Я
вернулся в Одессу. А еще через месяц умерла моя жена. На седьмой день я с
сыном, прилетевшим из Мурманска, поехали на кладбище. Все венки и цветы
исчезли. Мы положили свежие. Незаметно подошло еще несколько человек.
Накрапывал дождик. Кто-то надо мной раскрыл зонт. Я почувствовал знакомый
запах лаванды и обернулся. Лена стояла позади меня с несколькими школьными
подругами. Боже, как они все постарели, наши девочки! На себе ведь не видно. Я
познакомил ее со своим сыном, я видел, они потом все время о чем-то шептались,
но не придал значения. Прощаясь после поминального застолья, она сказала: «Ты
опять в свои моря? От жизни остались крохи, давай хоть их подберем». Мы молча

обнялись.
Улетая, сын сказал: «Не долго, батя, тебе ходить бобылем, у тебя есть любящая
Елена Викторовна, обаятельная женщина». Я ему ответил, что мы просто
школьные друзья.
Через три месяца я заключил новый контракт, на этот раз с немецкой компанией и
вылетел в Гамбург. Незаметно пролетел еще год. Я получил от фирмы служебную
однокомнатную квартиру, где по три-четыре дня отдыхал между рейсами. Как-
то приход в Гамбург совпал с моим днем рождения. Позвонил диспетчер, чтоб я
не задерживался, – меня дома ждет сюрприз. Я был уверен, что это сын или дочь
прислали телеграмму. В холле меня ожидала Лена с огромным букетом. Я опешил.
-Ну вот и свиделись, - как всегда, певуче, произнесла она. - Спасибо твоему сыну за
адрес. Я здесь на три дня с группой туристов, вот и разыскала. Будешь мне сегодня
гидом, - и вытерла с моих щек свою помаду. – Пойдем позавтракаем, я очень
проголодалась.
Мы поднялись ко мне, я сменил форменную одежду на костюм.
- А у тебя уютно и очень чисто, – сказала она, пройдясь по квартире, - и от тебя
стало пахнуть немцем.
- Да уж, с кем поведешься.... - пошутил я.
Весь день мы гуляли. Я ей показал все, что смог: знаменитый памятник Бисмарку,
и туннель под Эльбой, и известную всем морякам набережную Эльбы – Рипербан с
девицами в розовых окнах...
Усталые, под вечер мы зашли отпраздновать день рождения в небольшой ресторан.
В эту ночь Лена осталась у меня...
Проснулся я поздно от яркого солнца. Шторы, которые я никогда не открывал,
были отдернуты. Запах кофе перебил аромат лаванды. Лена сидела в кресле в моем
халате, поджав ноги. Она выглядела намного моложе, чем вчера.
-Привет, Рыжик, - сказал я и пошел умываться.
На умывальнике лежала ее парфюмерия – вся от фирмы «Lavender».
«С детства люблю этот аромат, к тому же близко к твоей фамилии, – пояснила
она.- Мой капитан, - как всегда растягивая слова, произнесла Лена, - у тебя пусто ,
как у церковной крысы. Кроме кофе и крекерсов, в холодильнике ничего нет. С
чего это так?»
Я объяснил, что это мой приют, место, где я могу отлежаться несколько дней
между рейсами, а вовсе не постоянное жилье.
- «Тогда, мой повелитель, покорми меня. Мне в час дня надо быть в гостинице,
придет автобус за нашей группой и повезет в Кёльн, - она помолчала,
сосредоточенно укладывая вещи в свою сумку, и добавила: - А хочешь, я
останусь»?
- «Нет, спасибо. Ведь мне завтра в рейс».
Мы пошли в ближайшее кафе и съели обычный немецкий завтрак с хрустящими
горячими булочками. Я купил ей сувенир и подписал: «Рыжику - от одесского
немца». В час дня мы подошли к гостинице. Группа туристов уже стояла возле
автобуса.
- Елена Викторовна! Куда ж вы пропали? – послышались голоса. - Мы уже
волноваться начали!
- «Да вот школьного приятеля нашла, все нормально».

Мы обнялись, впервые я увидел ее плачущей.
- «Спасибо тебе за все. Бросай это холостяцкое плавание, вот уже и соль на
голове исчезла, совсем макушка голая. Возвращайся в Одессу. У меня все есть - и
квартира, и машина, и дом на Бугазе с моторной лодкой и кое-что еще. Хватит до
конца жизни».
-Я подумаю, Рыжик...
- «Ты кинь эти одесские штучки “я подумаю”, это все равно, что “приходите
завтра”, когда неудобно сразу отказать», - и она пошла в автобус.
- Рыжик! - Крикнул я. Она обернулась. – Я действительно подумаю.
Автобус тронулся. А в голове почему-то долго крутились слова: «Лаванда, горная
лаванда», о цветах, запах которых я осязал с самого детства, но никогда не видел.
Я вернулся в свою холостяцкую квартиру, в ванной еще пахло лавандой, а со
столика исчезла моя фотография в капитанской форме.
В Одессу я не вернулся, и Елену больше никогда не видел.
Закончив контракт, я уехал к дочери в Чикаго, потом - в Майами.
Когда-то, после десятка рейсов на Кубу, я мечтал там поселиться. Я всегда любил
тропики. И вот, не доехав девяносто миль, встретил во Флориде свою вторую
любовь, ставшую мне и другом, и женой.
Но недавно у нас в квартире раздался телефонный звонок. Тот самый, который и
заставил меня писать этот очерк. Звонил из Одессы мой давний приятель.
– Послушай, Рыжик умерла. Что делать с твоими фотографиями?
Я растерялся:
- Ну положи от моего имени цветы или венок. Какие еще фотографии?
-Одна, где ты еще курсант, а другая в капитанской форме. Снимки стояли у нее в
спальне на столике.
- Окей – сказал я, – пришли их мне.
- Не могу, – сказал приятель. – Они большого размера и в рамках под стеклом.
-Тогда оставь их пока у себя, сын будет в Одессе и заберет.
О звонке я рассказал жене.
- Надо зажечь свечку и вспомнить о Елене, – сказала она.
Вечером я зажег свечку и вспомнил до мелочей всю эту историю. И даже ощутил
запах лаванды...
Ты прости меня, Лена-Рыжик!